Говорят, что теперешние наши молодые люди ни во что не верят. Для них существуют только материальные факторы: одежда, хорошая квартира, машина, электроника «хай-фай» и т. п. От разговоров о долге, ответственности они отмахиваются, как от чего-то допотопного, смешного и отвратительного. При этом считают, что мы – люди, исповедующие подобные идеалы – были оболванены пропагандой, запуганы, поскольку «жили в концлагере».
Но люди старшего поколения, молодость которых прошла в сталинские времена, думают и чувствуют по-другому. У них другая система ценностей: развиты чувство ответственности за порученное дело, чувство долга перед Родиной, чувство товарищества, самоотверженности и другие хорошие и важные качества, которых так не хватает
нашей молодёжи. Конечно, существовал культ Сталина. Но для советских людей того времени Сталин был не главарём бандитской шайки, а олицетворением нашей прекрасной великой Родины, а также и партии, «мудро ведущей страну к светлому будущему». Такое понимание верховной власти, как представляется, свойственно русскому народу (да, пожалуй, и всем азиатским народам тоже). Это становится очевидным, если сравнить лозунг Великой Отечественной войны «За Родину, за Сталина!» и лозунг из «Слова о полку Игореве» – «За землю Русскую, за раны Игоря!» Между этими эпохами лежит почти тысяча лет, а суть не изменилась.
В чём же здесь дело? Быть может, это азиатская потребность в твёрдой власти и глубокой вере в неё, такая отвратительная и неприемлемая для европейцев; и объясняется она трудностью и жестокостью азиатской истории и, наоборот, сравнительной мягкостью истории европейской?
В Азии мудрая власть и безусловное единство народа были непременными условиями его благоденствия. В противном случае народ подвергался уничтожению или жестоким лишениям и испытаниям. Много народов Азии исчезли с лица земли, причём далеко не мирным образом. Даже народ такой громадной страны, как Китай, неоднократно подвергался чудовищным избиениям, перед которыми бледнеют ужасы гитлеровских лагерей смерти. Например, за два века до новой эры при развале Циньской империи и становлении Ханьской (что сопровождалось жестокими внутренними войнами) в Китае погибло две трети населения. А в результате восстания Ань Лу-Шаня – гражданской войны в VIII веке – из 52 миллионов жителей в живых осталось 16. Даже наша Гражданская война со всеми её жестокостями кажется в сравнении с китайскими очень «мягкой». А уж Европа и представления о таких войнах не имеет. Во время охватившей всю Европу Тридцатилетней войны погибло меньше 10 тысяч человек. Так что для азиатов мудрая власть и единство народа – просто необходимые условия выживания. Европейцы же могут позволить себе индивидуализм и циничное неверие в своё правительство.
Но что лучше? Вера в мудрость правительства, вера в свою Родину, в её прекрасное будущее, или неверие ни во что, кроме своих – индивидуальных – сил? Вера – это великое благо: «Блажен, кто верует – легко ему на свете». Родина – это тоже великое благо. Это твёрдая опора в жизни: «И дым Отечества нам сладок и приятен». Быть уверенным, что надо беззаветно трудиться во имя Родины, а она нас не оставит, не предаст – как просто при этом жить, как легко на душе! И, наконец: светлое прекрасное будущее – трудно переоценить воодушевляющее действие этого фактора.
Вот цитата из книги Федосеева, геодезиста, работавшего после войны в Саянах (в силу обстоятельств их экспедиция осталась без продовольствия и одежды, и встал вопрос о её прекращении) [1]:
«Я полагал, что часть товарищей проявит желание вернуться домой, и тогда бы мы ушли с теми, кто верит в свои силы... но разногласий не получилось – это замечательно. А ведь они понимают, что ожидает их впереди. Тут и голод, и неудачи, и опасность для жизни. Но люди идут. Беззаветная любовь к Родине и глубокая вера в её дела, вот какое чувство руководит ими. Его можно назвать шестым чувством советского человека. Оно делает слабого сильным, никто не хочет отстать и быть безучастным к делам своей страны».
Эти слова, которые нынешнему поколению кажутся трескуче‑фальшивыми, очень точно выражают чувства людей того времени. Ведь соратников Федосеева никто не принуждал испытывать тяжкие лишения, они могли и даже обязаны были вернуться – однако были единодушны в своём порыве и в своём упорстве.
И такие чувства были характерны для всей страны, всего народа. Только этим можно объяснить, что после оставленной Гражданской войной ужасной разрухи страна сумела подняться, расцвести и выстоять в Отечественной войне против сил объединённой Европы, твёрдо решившей покончить с Россией, сломить её тысячелетнюю преграду своему агрессивному духу. И страна наша не была тогда технически отсталой: танки и самолёты были лучше немецких и уж подавно лучше английских или американских. Наше техническое отставание началось после войны, когда Хрущёв открыл дорогу к власти бюрократам, и они выросли с довоенных 7-10 миллионов до 25 миллионов в 80-х годах и превратились в грозную силу, парализовавшую весь хозяйственный механизм.
Так, быть может, культ личности Сталина, очень похожий на народную веру в царя-батюшку – не такая уж большая плата за веру в Родину и счастливое будущее? Разве народу лучше лишиться веры, думать о своей Родине как о концлагере, лишиться будущего и кормить 25 миллионов бюрократов (с семьями – не менее 75 миллионов!), нежели верить в царя-батюшку или в Сталина?
У довоенного поколения советски х людей н е был о ощущения , что они живут в тюрьме, в концлагере. Можно вспомнить песни того периода – ведь песни очень точно отражают дух времени! Тогда были популярны песни о Гражданской войне: «По долинам и по взгорьям», «Будёновский марш», песня про идущего под красным знаменем раненого Щорса и многие другие . У молодёжи были свои любимые песни: «А ну-ка, песню нам пропой, весёлый ветер!», «Песня о встречном», «Вейся, песня, на просторе», «Три танкиста», «В далёкий край товарищ улетает»... Всё это – прекрасные, ясные, бодрые, жизнерадостные песни, рождающие чувство уверенности в своих силах, желание жить и работать. Как они не похожи на песни брежневского времени – казённые, фальшиво-оптимистические, не способные затронуть душу. И какой контраст с современными «молодёжными» песнями, словно написанными роботами – бездуховными, лишёнными человеческой теплоты, мысли и чувства.
– «Но ведь были же сталинские репрессии»!.
Да были. Но не следует забывать, что во многом они явились следствием Гражданской войны. И были ли так страшны, как о них говорят сегодня?
В. В. Бугровский (авторское отступление). Передам свой разговор с академиком А. И. Савиным, возглавляющим крупную военно-промышленную фирму. Я задал ему вопрос о репрессиях. Он ответил: «Ну и что?! Я тоже сидел. И Королёв сидел, и Туполев сидел. Но это не мешало нам работать. Тогда строго спрашивали, но давали полный разворот. А по-другому в то время было и нельзя!» Такая точка зрения тоже есть, и её надо учитывать.
Конечно же, репрессии того времени в главном были борьбой с антисоциальными элементами, чего не могут понять наши дети. Не углубляясь в дискуссию о необходимости такой борьбы (каждое общество с антисоциальными элементами борется), её масштабах и жертвах, отметим только, что субъективно люди довоенного воспитания были много счастливее их теперешних детей, как бы объективно ни расценивать общественные события того периода и события сегодняшнего дня.
Сейчас много говорят и пишут о сталинских репрессиях. Число погибших оценивают по-разному – однако похоже на то, что оно приближается к 10 млн. Встречаются даже оценки в 30-40 млн. Но и 10 миллионов – это очень много. Ответственность за эти жертвы несёт, конечно, коммунистическая (правившая тогда) партия и, как говорили когда-то, «лично товарищ Сталин».
Совершенно очевидно, что сталинские репрессии явились следствием и продолжением Гражданской войны, которая – в свою очередь – была следствием краха Российской империи в 1917 году. По оценкам того времени, которые приведены в книге Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», Россия в результате Гражданской войны потеряла до 1/3 населения, то есть от 30 до 40 миллионов человек (более осторожные говорят о «нескольких миллионах»). И не приходилось читать или слышать, чтобы кто-нибудь «взял на себя ответственность» за эти ужасные потери. Это очень странно, потому что сочинений о том времени хватает: от «Железного потока» Серафимовича до «Доктора Живаго» Пастернака. В чём же здесь дело? С этим вопросом приходилось обращаться к разным людям. И кроме оголтелых антисоветчиков, которые во всём вообще, в том числе и в плохом климате, винят коммунистов, никто ответа не давал. Понятно, что «оголтелые» ответственность за Гражданскую войну тоже сваливают на большевиков. Нелепость подобного объяснения очевидна: большевиков перед Гражданской войной было всего-то несколько тысяч, и совсем не они определили расстановку сил в этой войне.
Попробуем проанализировать ситуацию, опираясь не на «мнения» тех или иных авторитетов, а на хорошо известные факты. Прежде всего это относится к соображению, часто выдвигаемому склонными к политике людьми: большевики победили в Гражданской войне потому, что взяли на вооружение лозунги эсеров «земля – крестьянам, фабрики – рабочим, мир – народам!» По‑видимому, эта традиция в какой-то мере восходит к Ленину, который тоже, будучи человеком сугубо политическим, придавал лозунгам большое значение и всё время их выдвигал. Наверное, управлять своими соратниками, направлять их активность в «нужное» русло можно и лозунгами. Но вот привлечь к себе людей, настроенных критически и враждебных, лозунгами никак нельзя. А ведь крестьянство – основная масса русского народа в первой четверти ХХ века – совсем не было на стороне большевиков, проводивших политику военного коммунизма и грабивших их продразвёрсткой.
По-видимому, правильнее сказать иначе: Гражданская война «вынесла на поверхность» большевиков, которые в борьбе за власть приняли правильную ориентацию, примкнув к крестьянству. После того, как схлынули волны Гражданской войны и крестьяне разошлись по своим деревням, в городах у власти остались большевики, так как все остальные городские силы, примкнувшие к белым, погибли или были выметены из России.
Чем же объясняется ожесточение Гражданской войны? Присмотримся к расстановке сил. Кто возглавлял белых? Корнилов, Деникин, Врангель, Колчак. Все они – крупные военные, интеллигентные люди, даже учёные (Колчак был известным гидрографом; как говорят – с мировым именем).
Кто был на другой стороне? Василий Иванович Чапаев, народный герой – плотник, Фрунзе – сын провинциального ветеринара, Будённый – из бедных казаков, Ворошилов – слесарь из Луганска.
Расстановка сил очевидна. С одной стороны, «верхние» слои населения России: дворянство, интеллигенция, бюрократия, купечество, разбогатевшее после отмены крепостного права кулачество. С другой стороны – крестьяне и рабочие, то есть те «нижние» слои населения, которые у нас принято называть «народом». Могли ли большевики играть сколько-нибудь заметную роль в этой расстановке сил? Стоит вспомнить знаменитый роман Фурманова «Чапаев», чтобы ответ стал ясен: нет, не могли! Они в какой-то мере внесли в боровшееся с белыми народное войско организованность и дисциплину, свойственные рабочим. Вот, пожалуй, и всё. Они ловко обошли героев Гражданской войны, частью дав им большие должности, частью нейтрализовав – например, отправив учиться в Академию красных командиров (Чапаев).
Вернёмся к вопросу о причине ожесточения Гражданской войны. Почему Колчак (учёный, безусловно интеллигентный человек, не солдафон какой‑нибудь), возглавив Сибирское правительство, разослал по всей Сибири карательные отряды, принявшиеся расстреливать, вешать и пороть крестьян – после чего партизаны (то есть восставшие крестьяне, а не большевики вовсе) разбили его армию, а его самого поймали и расстреляли в Иркутске?
Дело, конечно, не в лозунгах, а в чувствах. Какие же чувства владели людьми, стоявшими по разные стороны фронта Гражданской войны, какие чувства определили её ожесточение? Эти чувства должны были быть очень глубокими, лежать в основе мировосприятия людей, определяться фундаментальными идеями культуры нашего народа. Простой классовой неприязни для объяснения такого ожесточения явно недостаточно. То, что накал чувств был силён, становится ясно, если вспомнить хорошо известные песни Гражданской войны: «По долинам и по взгорьям», «Смело мы в бой пойдём за власть Советов», «Там, вдали за рекой» и др. Очень выразительны рассказы Бабеля: «Поднял я своего верного друга винта (винтовку – авт.) и смыл этот позор с лица русской земли» (это про бабу-спекулянтку).
О силе чувств, владевших другой стороной, можно судить по глубоко трагической книге Бунина «Окаянные годы» [2]. Вот несколько цитат из неё:
«Вчера был у Б. Собралось порядочно народа – и все в один голос: немцы, слава богу, продвигаются, взяли Смоленск и Бологое».
«Какая у всех свирепая жажда их погибели. Нет такой самой страшной библейской казни, которой мы не желали бы им. Если бы в город ворвался сам дьявол и бушевал по горло в их крови, половина Одессы рыдала бы от восторга».
«Орлов-Давыдов послал своим мужикам телеграмму – жгите дом, режьте скот, рубите леса, оставьте только одну берёзку – на розги, и ёлку, чтобы было на чём вас вешать».
Такие чувства много сильнее просто классовой неприязни. Из книги Бунина понятно, что накал антагонистических чувств был очень велик. Но не ясно, чем же он был вызван. Очевидно, что высшие и низшие слои общества считали друг друга врагами, но почему?
Конечно, очень многое объясняется стихией. Конечно, между высшими и низшими классами общества всегда имеется определённый антагонизм, но он редко достигает такого накала, за которым следуют массовое избиение и ужасы гражданской войны. Как прекрасно сказано в бессмертной книге Стивенсона [3]: «Одно дело ворчать и отлынивать от работы, и совсем другое дело убийство ни в чём неповинных людей».
Проще объяснить стихию убийства, когда война ведётся против другого народа, особенно если очевидна его враждебность и несправедливость – как было, например, во время Великой Отечественной войны: немцы напали на нас и не скрывали своих планов уничтожения русских. Их лагеря смерти были достаточно красноречивы. Тогда стихия войны против немцев, их убийство казались делом настолько естественным и оправданным и даже славным, что порождали массовый героизм (так непонятный нашим детям).
Совсем другое дело, когда надо убивать своих соотечественников. Тут нужны серьёзные мотивы их виновности и враждебности. Ведь хотя убийство и не есть акт совершенно неприемлемый для человеческой психики, всё же оно не является для подавляющего большинства людей делом естественным – нормальные люди испытывают к нему отвращение. В Китае, например, существует пословица: «Из хорошего железа не делают гвозди, хорошие люди не становятся солдатами». Чтобы нормальный человек решился на убийство, он должен быть доведён до высокого накала страсти; выражение «смертельная вражда» очень образно характеризует ситуацию. Чтобы пойти на это, такому человеку (а ведь их большинство в любом обществе), надо считать своего противника врагом, и врагом смертельным.
В нормальной ситуации антагонизм высших и низших слоёв общества до такого накала никогда не поднимается. Классовое сознание, классовый антагонизм достигают уровня, который описывается категорией вражды, очень редко, в исключительных случаях. В обычной жизни люди не видят в своём начальнике или подчинённом врага, тем более врага смертельного. Смертельный враг – такой, с которым, по образному выражению, «нельзя дышать одним воздухом», «нельзя жить под одним небом». Смертельная вражда проистекает из невозможности продолжения нормальной жизни. Человек только тогда делается для тебя смертельным врагом, когда его действия делают твою обычную, нормальную жизнь невозможной. При этом категория смертельной вражды должна быть осознанной. Можно случайно убить человека в драке. Смертельного врага убивают не случайно. Этому акту предшествует серьёзная и углублённая работа сознания, это – крайний выход, последняя мера.
По-видимому, так же обстоит дело и в общественном сознании. К степени классового антагонизма, который характерен для гражданских войн, применим термин «смертельная вражда». В жизни общества, как в жизни людей, она возникает лишь тогда, когда действия какого-либо класса или группировки приводят к краху общественного порядка, делают нормальную жизнь общества невозможной. И так же, как в жизни отдельных людей, в истории народов смертельная вражда классов – чувство не спонтанное, а глубоко осознанное.
Классические примеры гражданских войн даёт история Китая. Крах великих династий там наступал в результате антиобщественных действий паразитических групп – слоёв общества, которые пробирались к власти и, пользуясь ею в своих корыстных интересах, попирая справедливость и долг, парализовывали жизнь страны, делали невозможным её нормальный ход. Эти паразиты активно боролись с лучшими силами народа и уничтожали лучших людей. Доходили до того, что приглашали исконных врагов Китая, их войска и отдавали им власть, чтобы те подавили справедливое сопротивление народа. Народное негодование выливалось в восстание – это была борьба за восстановление справедливости и нормального порядка жизни в стране. В китайской культуре, где такие явления повторялись не раз, все эти положения ясно осознаны и сформулированы. И, что важно подчеркнуть, борьба в гражданских войнах возникала тогда, когда нормальная жизнь страны нарушалась, становилась невозможной, и борьба велась за её восстановление.
Именно эта ситуация сложилась и в России после свержения царя. Этот знаменательный исторический акт верхи и низы общества восприняли по-разному. Если для интеллигенции падение дома Романовых означало устранение от власти кучки паразитов, собравшихся вокруг прогнившего трона, и связывалось с началом свободной демократической жизни, то для народа оно было крахом России, означало наступление смутного времени.
Откуда же возникло такое противоречие? Мы думаем, что оно явилось следствием отмены крепостного права и последовавших за ним событий. Мы уже показали, что следствием петровских реформ явилось образование в русском обществе двух культур: пушкинской – европеизированной культуры верхних слоёв и допетровской – ею жило крепостное крестьянство. Поскольку культура – душа народа, наличие двух культур означало наличие в русском обществе по сути дела двух народов, которые в едином государстве были размещены на разных ступенях социальной лестницы. Отмена крепостного права – акт сам по себе, безотносительно к исторической реальности, безусловно, гуманный; однако он был проведён по представлениям «верхнего» народа, в соответствии с его понятиями и интересами. Для народа «нижнего» он означал отмену общинного «консервирующего» (охраняющего) уклада и введение для него капиталистических отношений – чрезвычайно жестоких, «волчьих», к которым народ не был подготовлен и оказался перед ними полностью беззащитным.
Развитие капитализма в России достаточно хорошо описано и изучено. В сельской жизни эпоха после отмены крепостного права соответствовала эпохе первоначального накопления капитала со всеми её ужасами, так ярко описанными, например, у Эртеля или Мамина-Сибиряка. Мрачная фигура кулака-мироеда проникла даже на страницы писателей «верхнего народа», видевшего в отмене крепостного права славный акт и не склонного сочувствовать «крепостническим» настроениям. Крестьяне, отданные во власть капиталистических отношений, то есть, проще говоря – на поток и разграбление, стали смотреть на верхние слои общества как на своих врагов, виноватых в их несчастьях. Этому, конечно же, способствовала ясно сознаваемая несправедливость паразитического общественного устройства, окончательно сложившегося в России при Екатерине II с введением закона о вольности дворянства (а начало такому устройству положил Пётр I). Для крестьян беспощадность капиталистических отношений, в которых они оказались, должна была осознаваться как крах их общества, их России. Думается, что их надежды на справедливость были связаны с царём-батюшкой, который должен же был откликнуться на их страдания и окоротить врагов, их уничтожающих: кулаков‑мироедов, кровопийц-фабрикантов, а также защищавших этих врагов генералов и покрывавших их чиновников. «Тысячу лет губила Русь вера в благие намерения царя-батюшки», – писал В.И. Ленин. Поэтому свержение династии Романовых – символа России – для нижних слоёв русского общества должно было означать крах их последней надежды. Это становится особенно очевидно, если вспомнить, что обрушившиеся на Русь петровские «преобразования» – европейские по своей сути – большинством населения были восприняты как наступление царства антихриста. И усиление европеизации после отмены крепостного права расценивалось народом аналогично.
Так что свержение династии Романовых должно было быть воспринято крестьянством – главной силой последовавшей вскоре Гражданской войны – как разрушение, как крах родной страны.
Бунин писал [2]:
«Россию погубила косная своекорыстная власть, не считавшаяся с народными желаниями, надеждами, чаяниями... Революция в силу этого была неизбежна. Я ответил: «Не народ начал революцию, а вы. Народу было совершенно наплевать на всё, чего мы хотели, чем мы были недовольны. Я не о революции с вами говорю, – пусть она неизбежна, прекрасна, всё, что угодно, но не врите на народ – ему ваши ответственные министерства, замены Щегловитых Малянтовичами и отмены всяческих цензур были нужны как летошный снег, и он доказал это твёрдо и жестоко, сбросив к чёрту и Временное правительство, и Учредительное собрание, и «всё, за что гибли поколения лучших русских людей», как вы выражаетесь, и ваше «до победного конца».
Необычайно выразительны факты крестьянского самосуда, о которых пишет Бунин в цитируемой книге [2]:
«Из «Русского Слова». Тамбовские мужики села Покровского составили протокол: «З0 января мы, общество, преследовали двух хищников, наших граждан Никиту Александровича Булкина и Андриана Александровича Кусинова. По соглашению нашего общества, они были преследованы и в тот же момент убиты». Тут же выработано было этим «обществом» и своеобразное уложение о наказаниях за преступления.
- Если кто кого ударит, то потерпевший должен ударить обидчика десять раз.
- Если кто кого ударит с поражением или со сломом кости, то обидчика лишить жизни.
- Если кто совершит кражу или примет краденое, то лишить жизни.
- Если кто совершит поджог и будет обнаружен, то лишить того жизни».
Крестьяне – по самой сути своего миропонимания – люди в высшей мере законопослушные. И к самосуду они могли обратиться лишь тогда, когда ясно, с полной отчётливостью осознали гибель защищавшего их государства. В его гибели они, конечно же, винили очевидных своих врагов – своих угнетателей, которые в довершение всей неправды ещё и погубили их родную страну, свергнув царя.
Ещё цитата из Бунина [2]:
«Желтозубый старик с седой щетиной на щеках спорит с рабочими:
– У вас, конечно, ничего теперь не осталось, ни Бога, ни совести, – говорит старик.
– Да, не осталось.
– Вы вон пятого мирных людей расстреливали.
– Ишь ты! А как вы триста лет расстреливали?»
По-другому воспринимали гибель царизма верхние слои общества, добившиеся – наконец-то, после двухсот лет борьбы и надежд – осуществления своих идеалов свободной, демократической, счастливой жизни, плюрализма и гласности, не подавляемой ни городовыми, ни жандармами, ни царской цензурой. Они, конечно же, должны были испытывать страшную ярость от того, что нижние классы вот теперь-то так некстати вышли из повиновения, впали в анархию, озлобленно огрызаются, а то и прямо с верхними слоями борются, жгут усадьбы, разоряют фабрики и заводы.
«И по камушкам, по кирпичикам растащили мы этот завод».
Так сказать, «изо рта вынули» только что завоёванную такую прекрасную свободу.
Бунин пишет [2]:
«Зачем жить, для чего? Зачем делать что-нибудь? В этом мире, в их мире, в мире поголовного хама и зверя, мне ничего не нужно... Вот какова моя кровожадность, и в этом всё дело: быть такими же, как они, мы не можем. А раз не можем, конец нам».
Итак, мы видим, что по обеим сторонам фронта Гражданской войны люди боролись за свою страну, свою Родину, боролись со смертельными врагами, повинными в её крахе, её уничтожении. Нам представляется, что только так можно объяснить тот накал страстей, который унёс миллионы наших отцов и дедов, лучших людей страны. По-видимому, этим объясняются и сталинские репрессии – они были по сути продолжением Гражданской войны. Нам представляется, что только такое объяснение поднимается до трагического уровня созерцания гибели великой тысячелетней России, поднимается над уровнем мизерного интеллигентского верещания или оголтелого антисоветизма Солженицына, Сахарова и прочих «диссидентов» и «демократов».
Мы считаем, что разгадали «тайну» Гражданской войны – тайну, объясняющую её жестокость: на фронтах столкнулись два разных народа, хотя и тот, и другой были русскими, и сражались они за свою великую и славную Родину – Россию. Только в таком свете становится понятно ожесточение Гражданской войны. Только он позволит не впасть в отчаяние от её жестокости и не потерять веру в русский народ.
Наличие в стране, в народе двух культур чревато ужасными катаклизмами, губительными для народа. Это – явление, подрывающее само существование народа. Интеллигенция, ответственная за судьбу народа, должна обратить на это явление самое пристальное внимание и покончить с ним.
1990 г.
ЛИТЕРАТУРА
1. Федосеев Г. И. Мы идём по Восточному Саяну. – М.: Молодая гвардия, 1952. – С. 208.
2. Бунин И. А. Окаянные годы. – Петрополис, 1935.
3. Стивенсон Р. Л. Остров сокровищ. – Тула, 1958. – С. 85.
Сейчас всё, что было у нас, чем мы жили, подвергается столь ожесточённой критике, что становится естественным вынесенный в заглавие вопрос. Причём относят это не только к советскому времени – о нём иначе как о «концлагере», «проклятой Совдепии», где правили циничные «людоеды», а народ был «оболванен», «гнил в лагерях» и не говорят, – но распространяют также и на досоветское время. О нём повторяют утверждения уже советской пропаганды (какая непоследовательность!), которые кратко можно выразить так: до революции в России цивилизованной жизни не было, крепостные крестьяне и загнанные на фабрики несчастные рабочие, тёмные и забитые, вконец одичавшие, жестоко страдали от озверевших угнетателей (говорят о Салтычихе). В общем - тот же российский концлагерь. Вспоминают грозненскую опричнину, николаевскую реакцию и пр. и пр.
Такая точка зрения на Россию вроде бы хорошо поддерживается и произведениями тех времён. Лермонтов писал:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ.
И вы, мундиры голубые,
И ты, послушный им народ.
Можно вспомнить и переписку Ивана Грозного со сбежавшим в Литву князем Курбским, который писал Грозному про прекрасную свободу и гнусную тиранию - на что Грозный отвечал: "Своих рабов вольны мы казнить, вольны миловать!" Душа Радищева, как, наверное, помнит всякий, "страданиями человеческими уязвлена стала". И даже Чехов жаловался: "Скучно жить на этом свете, господа!". Картина получается достаточно мрачная и без Леонида Андреева, Пастернака, Солженицына и Сахарова. А если ещё вспомнить татарский погром, когда князья предавали друг друга Батыю, опричнину, Смутное время, петровские "преобразования" (о последних, впрочем, говорят скорее в положительном смысле, хотя Пётр I "Россию поднял на дыбы", положил в войнах и болотах под Петербургом, да "развешал" по стенам осаждаемых им монастырей пожалуй больше народа, чем Иван Грозный), николаевскую "палочную" реакцию, Гражданскую войну, да прибавить к этому сталинские репрессии - картина, действительно, рисуется мрачная... Может быть, и действительно лучше покончить с Россией раз и навсегда?
И всё же что-то хорошее в России было, а иначе - чем держалась тысячу лет такая огромная страна? "Держалась силой, на страхе", - отвечают оппоненты (заметим, что этот ответ приходилось слышать и на вопрос о том, как же мы победили в Великой Отечественной войне, если - как утверждают Солженицын и Пастернак - народ ненавидел Сталина и большевиков и воевал потому, что за фронтом двигались НКВД-шники с пулемётами). Нелепость подобных ответов очевидна: на страхе такую страну не удержишь.
Но что же тогда держало Россию, множество народов, живущих на её громадной территории? Конечно же, не сила. Китайская пословица гласит: "То, что хочет весь народ - почти всегда случается; то, чего не хочет весь народ - почти никогда не происходит". Существование России считали благом почти все жившие в ней народы, "всяк сущий в ней язык".
- Но ведь известно, что Россия была "тюрьмой народов"! А откуда это, собственно говоря, известно? У Ключевского или Соловьёва об этом нет ни слова. Это выражение попадается в сочинениях Ленина, но и там оно употребляется в полемическом задоре. Родилось оно в среде польской интеллигенции, которую после раздела Польши ссылали в Сибирь. Такое восприятие России ими было вполне естественно - но совсем не отражало чувств большинства живших в России народов.
Чтобы понять, чем объединялась гигантская Россия, необходимо обратиться к истории и посмотреть, как складывалась наша страна. После взятия Иваном Грозным Казани и покорения Астраханского ханства русским открылась дорога в Сибирь, чем они тотчас и воспользовались. Первая попытка Ермака (1581 год) носила традиционный для грозненских времён военный характер. Как известно, она потерпела сокрушительную неудачу. Кучум после первого поражения быстро оправился, подстерёг и убил Ермака, соратники которого или бежали на Русь, или были перебиты [1]. И дальше в летописях нет упоминаний о каких-либо битвах - продвижение же русских в Сибирь было на удивление стремительным. Оно закончилось уже в XVIII веке: поход Дежнева был в 1648 году, Великая Северная экспедиция, обессмертившая имена Челюскина и Лаптевых, проходила в 1734-1744 годах, а экспедиция Беринга, входившая в её состав, ознаменовала собой окончание освоения Сибири и начало освоения Америки. Итого - немногим больше века [2].
Что позволяло русским не только проходить эти огромные пространства, но и закрепляться на них далеко от Европейской России, откуда им могла прийти помощь? (Америка была по сути гораздо ближе к Европе: путешествие Колумба длилось два месяца, а поход Беринга через Сибирь до Тихого океана - два года.) Так что же помогало малочисленным русским отрядам укрепляться в безмерной дали среди далеко не слабых народов? Может быть, религия?
Византийское христианство сплотило потомков славян, варягов и чудских племён. Русское православие создало изумительные произведения: Владимирские и Черниговские храмы, иконопись Рублёва и Дионисия. Эти произведения, конечно же, войдут в культурную сокровищницу человечества. Но многочисленные народы Сибири не были крещены - и тем не менее вошли в состав России. Дело, очевидно, не в христианстве. Так что первая часть знаменитой формулы "Православие, самодержавие, народность" мало что значила для сибирских народов - чукчей, ненцев и даже для якутов (любопытное исключение составляют алеуты Аляски, у которых до сих пор сохраняется православная епархия).
Но что же тогда? Обратим внимание на поразительный факт - бескровность освоения Сибири. В истории колонизации мира европейцами такого не было: те всегда действовали силой, с характерной для них свирепой жестокостью. Население Антильских островов и Карибского бассейна было истреблено сразу же после прихода испанцев - почему туда и пришлось ввозить негров. Из Африки было только вывезено 200 миллионов человек, молодых мужчин и женщин, а истреблено, судя по запискам Ливингстона и Стэнли, более миллиарда. Североамериканских индейцев истребили уже в конце XIX века - после того, как была написана "Песнь о Гайявате", - а их остатки загнали в резервации. Ничего подобного в России не было, и слова "резервация" тоже не было.
Как же происходило освоение Сибири? Тобольский воевода, оправдываясь за плохое качество ясачных соболей, писал царю Алексею Михайловичу, что во всём виноваты новгородцы: они северным путём проникали в бассейн Оби, заводили среди местных народов жён и побратимов, и лучшие соболя шли им. В казну же поступали остатки.
Видимо, секрет мирного освоения Сибири в том, что русские "заводили среди сибирских народов побратимов и жён", то есть врастали в них, объединяя в некое наднародное единство - народ Российской империи, России. Почему же это объединение проходило столь быстро и гладко, и даже целые народы - буряты, калмыки, грузины, армяне - "просились под руку" московского царя? Исследования показывают, что в Российской империи, при русских, народам жилось лучше, чем без русских вне её пределов.
- Русские прекращали усобицы между народами авторитетом царя, империи (сейчас, после развала Союза, усобицы вновь вспыхнули, как пожар - это очень характерно!).
- Русские окорачивали свирепость власть имущих по отношению к своим подданным.
- Русские не вмешивались в религиозные дела.
- В Российской империи не было никаких ограничений для включённых в неё народов. У народов не отбирались их земли и они не загонялись в резервации. Они могли получать образование, заниматься торговлей, предпринимательством, занимать государственные должности. Сподвижник Пржевальского Велиханов был киргиз, бурят Бадмаев - знаменитый учё-ный, вывезший из закрытой для европейцев Лхасы буддийский канон - окончил Петербургский университет. Якуты ещё в прошлом веке взяли в свои руки значительную часть торговли в Восточной Сибири, а их представитель, академик Киренский, создал Красноярский научный центр. Нет смысла продолжать примеры - положение это всем хорошо известно.
Народы в России относились друг к другу с терпимостью, не чуждались друг друга, друг с другом взаимодействовали. Это взаимодействие шло по трём линиям: торговой, административной и просветительской. И, конечно, по линии взаимных браков. (Характерно, что в Америке прошлого века браки белых мужчин с индейскими женщинами случались, но крайне редко; наоборот - никогда. Эти браки не признавались белой общественностью, и такие семьи вынуждены были жить среди индейцев [4]).
Таким образом, мы вправе говорить о Дружбе народов России. Особенно активно сращивание народов пошло при Советской власти, так как её политика была прямо направлена на скорейшее включение всех народов страны в нашу цивилизацию. При этом конечно была масса ошибок, промахов, перегибов. Но можно твёрдо и с уверенностью сказать, что за советское время дружба наших народов окрепла настолько, что выдержала суровое испытание Великой Отечественной войны. Гитлер был уверен, что при первых же его ударах народы России восстанут против большевиков и русских, и страна наша развалится, как карточный домик. Он ошибся. На фронтах войны плечом к плечу сражались представители всех народов. Более того, сращивание народов продвинулось настолько, что после войны стало возможно говорить об образовании единого Советского народа (который сейчас лидерами "перестройки" и "реформ" объявлен несуществующим).
Вот и получается, что наша Россия смогла предложить миру нечто новое, своё собственное, действительно передовое и прогрессивное, а именно Дружбу народов - такое, чего не смогли предложить ни Западный мир, ни Китай, ни Индия, ни африканские и латиноамериканские страны. Россия показала миру путь к новому человечеству - объединённому дружбой, в противовес свирепой конкуренции, которая характерна для Западного мира. Именно дружба наших народов прежде всего, а вовсе не марксистская идеология, воспринималась в других странах и давала Советскому Союзу роль и славу передовой страны мира. Сталин был грузин, Микоян - армянин, Орджоникидзе, кажется - осетин, Свердлов - еврей, Хрущёв - украинец. Именно это, а не абстрактный марксизм, видели в Китае, Индии и даже в Западном мире. Видели: доступ в правительство имели все народы нашей страны, что говорило об отсутствии в ней какой-либо расовой дискриминации. За это нас ценили и уважали и считали нашу страну передовой. Ибо объединение человечества стало актуальным вопросом после Первой мировой войны. Советский Союз дал на него практический ответ.
Но как же такое фундаментальное явление российской культуры и жизни проглядела наша "великая русская литература"? А она его действительно проглядела. Впрочем, не совсем. Ещё Пушкин в своём "Памятнике" писал:
Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
Уже это стихотворение, если к нему внимательно приглядеться, говорит о дружественном восприятии "языков" Пушкиным. Вряд ли такое стихотворение могло возникнуть в Южной Африке или даже в Америке, вряд ли загнанные в резервации индейцы стали бы считать своими представителями Уитмена, Фолкнера или Хемингуэя, славили бы их. А ведь именно на такое отношение претендовал Александр Сергеевич. Можно вспомнить искреннюю и глубокую дружбу, которая связывала русского полковника Арсеньева с неграмотным гольдом Дерсу Узала. Пожалуй, каждый из нас учился, работал и дружил с людьми самых разных национальностей, принимая подобные отношения как самые естественные. Мы задумались о них, только столкнувшись с ужасами националистического разгула и погромов, когда в Баку армян и русских выкидывали из окон многоэтажных домов, а поезда обстреливали, как во время войны, после чего бандитов не только не судили, но славили как национальных героев. А по телевизору приходилось слышать высказывания вроде: "Ну имеют же люди право жить по-человечески, а народы - быть самими собою!" Бог знает, что хорошенькие (внешне) холёные дикторши понимают под этим!
Приходится с унынием констатировать, что великая русская литература национальными отношениями практически не занималась, а правильнее сказать - не хотела заниматься по своей дворянской спеси. Может быть, потому, что писатели наши жили "в столицах"и путешествовали мало. А когда путешествовали, как, например, Толстой - на Кавказ, то и говорили (о казаках и Хаджи Мурате) не с позиций понимания отношений народов, а с позиций бытописательства. Как говорится, "нет факта вне концепции", а концепция дружбы народов не была вообще сформулирована в дворянской русской культуре. Великая Россия была для нашей интеллигенции страной менее известной, чем Франция или Италия, да и сейчас такой остаётся. Наших детей развлекают приключениями выдуманного итальянского мальчика Буратино, в юности они зачитывались "Тремя мушкетёрами", а, став взрослыми, читают о приключениях чуждых нам героев Пиквикского клуба и ломают головы над чуждыми нам философскими вопросами вроде "Быть или не быть?"или "Что первично: бытие или сознание?".
Писателям нашим как-то не приходило, видимо, в голову, что "тунгус и друг степей калмык"тоже нуждаются в выражении своих чувств, надежд, мыслей в рамках не только своих народных культур, но и общероссийской культуры - если уж Россия претендует на роль империи. И бывают очень благодарны за всякое доброжелательное внимание. Это хорошо понимали идеологи древнерусской культуры даже во времена Ивана Грозного: смогли же они отразить татарские национальные эстетические формы в облике храма Василия Блаженного. Построенный после покорения Казанского и Астраханского ханств, поставленный в центре Москвы, храм как бы включал татар в Российскую империю, много говорил их национальному чувству, делал полноправными участниками имперской жизни. Насколько же общественное сознание на Руси в XVI веке было выше, чем в ХIХ! Становится понятным, почему в XVI-ХVIII веках Русь соединялась, а в ХХ начала распадаться.
Что можно добавить к этому? Только то, что наша интеллигенция отвернулась от нашей великой страны. И это горько. Мы отказались от наследия великих предков: Александра Невского, Дмитрия Донского, Нила Сорского и Сергия Радонежского, Минина и Пожарского, Дежнева и Хабарова, Суворова и Кутузова. Российская бюрократия, жившая великодержавными идеями, грезила о каких-то "покорениях"(вспомните знаменитую картину Сурикова "Покорение Сибири Ермаком", за которую должно быть больно и стыдно всякому думающему и чувствующему человеку!).
Право же, Ленин и большевики, объявившие борьбу великодержавному шовинизму, были куда умней, дальновидней и благородней нашей интеллигенции, наших великих писателей!
Дружба народов была официальной политикой Советской власти и широко пропагандировалась Советским государством. Это принесло свои плоды: породило образование советского народа, связанного единством миропонимания и судьбы. Аналогом этому явлению в мире может в какой-то мере служить народ американский, тоже многонациональный и тоже сознающий свою общность (но только при одном условии: если мы <забудем>, что собственно американский народ - индейцев - эти сознающие теперь свою общность <варяги из Европы> предварительно уничтожили; практически под корень).
Поэтому людям, родившимся в первые годы Советской власти, так печально видеть крушение великой и передовой для всего человечества идеи Дружбы народов нашей страны, идеи Великого Советского Народа.
В краткой статье невозможно разобрать этот фундаментальный вопрос подробно. Здесь очерчены лишь его контуры. Но можно с уверенностью утверждать, что справедливы следующие положения.
1.
Дружба народов, сложившаяся в России, является нашим величайшим культурным и
духовным достижением общечеловеческого значения,
нашим вкладом в будущее объединённое человечество. Именно это привлекало к нам
сердца людей во всём мире гораздо больше, чем марксистские идеи "социальной
справедливости".
2. Дружба народов - общая заслуга всех наших народов, а не только русского, хотя он и явился её основателем.
3. Дружба народов по своему гуманному, общечеловеческому значению развивает идею равенства людей всех рас и народов. Дискредитация дружбы народов, борьба с ней равносильны геноциду и являются тягчайшим преступлением против гуманности и человечества. Эту сторону жизни России не видела наша интеллигенция и бюрократия. Наши нынешние <демократы> - наследники дворянской интеллигенции, борющиеся всеми силами против всего советского, стараются уничтожить и советский народ, и сложившуюся в России дружбу народов.
4. История значительной части человечества за последнюю тысячу лет определялась борьбой европейских и русских идей: идеи личной предприимчивости, на которой развивалась Европа, и идеи дружбы народов, на которой стояла Россия. Против русских идей всеми силами боролась по-европейски ориентированная послепетровская русская интеллигенция. Эта борьба уже привела однажды к Гражданской войне. "Перестройка" означает победу в нашей жизни европейской идеи "каждый за себя и против всех!"
5. Подрывая дружбу народов во имя личной инициативы, руководители <Перестройки> выступили против фундаментальных духовных идей, на которых стоит Россия и которые сочетались в сознании простых людей с представлением о святой Матери-Родине. Чем и развязали руки самым деструктивным силам нашего общества. Повсеместное озверение, наступившее с развитием <Перестройки>, является прямым следствием этих действий её вождей.
Дружба - величайшее благо. Дружба открывает лучшие стороны души и людей, и народов: отзывчивость, доброжелательность, самоотверженность, готовность придти на помощь. "Жизнь без друзей - бесплодная пустыня, жизнь среди друзей - цветущий сад", - говорит восточная мудрость.
"Друга прилежно ищи, а найдешь - береги", - гласит русская пословица.
Борьба, конкуренция вызывают в людях и их душах самые худшие чувства: озверение, зависть, своекорыстие, эгоизм, жадность.
Неужели мы отдадим наше величайшее благо - дружбу народов, которую наши народы выстраивали на протяжении тысячи лет? Пожертвуем её своекорыстию и эгоизму кучки циничных грабителей и карьеристов? Не сумеем отстоять это величайшее достояние от кучки паразитов и отщепенцев?
Неужели мы позволим задушить нашу Великую и светлую Родину и превратить её в груду бессильных враждующих удельных княжеств, озлобленных и ничтожных, грызущихся из-за жалких остатков советского достояния?
Дружба наших народов - надежда человечества, защитим и отстоим её!
1992 г.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сибирские летописи. // Полное собрание русских летописей. Ч. 1. - М.: Наука, 1987.
2. Магидович И. П., Магидович В. И. Открытие Сибири. // Очерки по истории географических открытий. Т. 2. - М.: Просвещение, 1982.
3. Магидович И. П., Магидович В. И. Открытие и исследование Северной Америки. - М.: Географиздат, 1962.
4. Коцебу О. Новое путешествие вокруг света в 1823-1826 годах. - М.: Наука, 1987.
5. Шульц М. Моя жизнь среди индейцев. - М.: ИЛ, 1963.